— Вам с сахаром или без? — осведомилась Наташа.
— С сахаром. Три ложечки, будьте добры.
Щелкнула кнопка электрического чайника, и девушка принялась разливать кипяток по двум пузатым белым чашкам. Затем ссыпала в каждую из них растворимое кофе из пакетиков. Тиглат быстро обернулся. Гиваргис находился уже в дверях салона и вопросительно смотрел на подельника. Бит-Байро кивнул. Гиваргис вошел в помещение. Наташа аккуратно положила в одну из чашек три ложки сахара. Вторую оставила без внимания. Тиглат стремительно подался вперед и, перегнувшись через стойку, нежно обнял девушку за плечи, не давая ей тем самым возможности обернуться.
— А что же себе? — прошептал он ей в самое ухо.
Она не стала вырываться. Наоборот, Тиглат почувствовал, что его неожиданное прикосновение приятно девушке. Она лишь слегка повела плечиками.
— Что себе?
— Вы пьете кофе без сахара? — уточнил Бит-Байро.
Он не видел, как Гиваргис прошел у него за спиной, но чуть позже боковым зрением заметил, как тот направился к ярко-красному «Фольксвагену» Дианы Гогричиани.
— Я стараюсь следить за фигурой, — Наташа засмеялась.
Тиглат развернул ее к себе через левое плечо. Его руки скользнули по ее рукам.
— Вам это не нужно, — пылко заверил он девушку. — У вас и так идеальная фигура. Поверьте мне, как человеку, работающему в мире моды.
— Вы работаете в мире моды?
Глаза девушки округлились от изумления. Тиглат театрально опустил взгляд. Он знал, что теперь Наташа со своего места не может видеть скрывшуюся за корпусом «Фольксвагена» фигуру Гиваргиса.
— Я уезжаю, Гурам.
Даур обратился к Гогричиани без всяких предисловий. Едва тот переступил порог бокса, традиционно осмотрел себя в зеркале и грузно опустился в кресло. Даур садиться не стал, хотя напротив Гурама имелся свободный стул. Он просто навис над полированным столом, как беркут, и уперся кулаками в гладкую поверхность.
Никого, кроме них двоих, в этот момент в боксе не было. Водители уехали на смену, а Шенгелиа отправился в кафе завтракать. Даур не перекинулся с управляющим и парой слов. Астамур обращался к нему, но молодой человек демонстративно игнорировал собеседника. Не приблизился он и к оставленной вчера на улице «шестерке». Спонтанное решение бросить эту неблагодарную работу в таксопарке, принятое вечером, за ночь только окрепло и переросло у Даура в уверенность. Если бы Гурам не явился в «офис» сам, «бомбила» отправился бы к нему домой.
— Уезжаешь? Как уезжаешь? Куда, дорогой? Что ты такое говоришь?
Никакого удивления на лице Гурама не было, из чего Даур сделал логичный вывод, что хозяин таксопарка привык к подобным разговорам со стороны водителей. Наверняка кто-нибудь время от времени заводил с Гогричиани беседы на подобные темы. Не глядя на Даура, Гурам открыл верхний ящик стола, вынул из него коробку с сигарами и поставил ее на стол. Раскрыл.
— Я не буду больше работать, — подобное отношение не смутило молодого человека. Он уверенно гнул свою линию. — От этой работы я только в долгах, как в шелках, да? Я не то что на свадьбу себе заработать не могу, мне даже есть нечего, Гурам. Живу как собака. Куда это годится? Не могу больше! Надоело, да? Поеду обратно домой. Верни мне мой паспорт, и разойдемся с тобой, как вежливые интеллигентные люди…
Гогричиани солидно покачал головой в знак согласия. Сунув в рот сигару, он неторопливо раскурил ее и выпустил в потолок густой клуб дыма. От прежней благожелательности, с какой он встретил земляка три месяца назад, когда потчевал его в своем доме, не осталось и следа. На этот раз Даур видел перед собой жесткого беспринципного бизнесмена, прекрасно знающего, чего хочет от жизни в целом и от сложившейся в данный момент ситуации в частности.
— Я понимаю тебя, Даур, — спокойно произнес Гурам. — Все так начинают, да? И я сам так начинал. Сначала нелегко, но зато потом все эти труды окупают себя с лихвой.
— Я уже в Москве три месяца! — запальчиво бросил молодой человек.
— И что? — Гогричиани с удовольствием перекатывал сигару по нижней губе из одного уголка рта в другой. — А я здесь уж несколько лет. Даже сам точно не помню, сколько. И знаешь, когда у меня появилось все это? — он сделал рукой широкий полукруг.
Даур не ответил.
— Два года назад. Только два года, дорогой. А до этого я жил так же, как и ты. Недоедал, недосыпал, трудился как вол… А иначе нельзя, Даур. Иначе ничего не получится. Терпение надо иметь…
— Я не могу ждать так долго, — Даур поколебался немного, но затем все же опустился на скрипучий стул с высокой спинкой. — Моя невеста так долго не будет ждать. Ее родители так долго не будут ждать… Они уже не отвечают на мои телефонные звонки.
Гогричиани пожал плечами. Его широкое лицо скрылось за очередным клубом дыма. Абхаз разогнал его рукой.
— Ничего не поделаешь, Даур. Это жизнь. Жестокая и очень беспощадная штука, — Гурам помолчал немного. — Но если хочешь, иди. Если ты так решил… Я не стану удерживать тебя насильно. Я же не зверь какой-нибудь. Все понимаю, дорогой. Конечно, будет лучше, если ты еще подумаешь, взвесишь все, как следует. Так будет лучше именно для тебя, да?
— Я уже все взвесил.
— Ну хорошо, — Гурам опустил дымящуюся сигару на краешек пепельницы. — Хозяин — барин.
Даур облегченно перевел дух. Амиран настроил его перед этим разговором совсем на иной лад. Молодому человеку казалось, что ему придется спорить с Гогричиани значительно дольше. Придется кричать, доказывать. Дауру не хотелось всего этого, но если бы такая необходимость возникла… Но Гурам не стал противиться его желанию. Он легко отпускал его.